Хирако сидел недалеко от сваи  капитана двенадцатого отряда и пасмурно смотрел в сторону.  Хотя теперь, вероятно, следует говорить «бывшим». Рядом с бывшим капитаном двенадцатого отряда.
Взгляд  Шинджи был совершенно пуст, студенистые чаши глаз не выражали абсолютно ничего. Он расположился  спиной к Урахаре, и  мучительно тер лоб, крепко сжимая виски пальцами правой руки.  В этом нервном движении было что-то бессильное, приниженное.
Впрочем, внешняя апатия не являлась отражением внутреннего отсутствия  размышлений. Мысли блондина холодно метались в разные стороны.  От самобичевания они неслись к желанию все обернуть вспять, от  мучительного чувства вины к родному отряду, в котором, разумеется, далеко не все были такими гондонами как Соуске.
Новое мучительное ярмо, сопровождаемое  испариной  и безмолвными стонами,   угнетало  мужчину,  лишая сна и воли.  В душе саркомой расползалось чувство похожее на тупое отчаяние, держать себя в руках, быть сильным, нести ответственность за  остальных было чертовски непросто.  Все происходящее  напоминало крик в бредовом сне – мучительный, жалкий и безнадежный.
Прошлое было вырвано с корнем  бесполезным сорняком,  с этим еще только предстояло смириться.  На поверхности сознания стайками трепыхались траурные мысли, но  глубине души все было  мертвенно-спокойно. Пусто.  Будто что-то внутри обратилось в кусок гранита. Гранита, на котором золотой краской выводят имена покойников.   Это осознать тоже придется в ближайшем будущем. И возможно, гораздо скорее, чем хотелось бы.  Теперь мир раскололся во всю его необъятную ширь. 
Хирако чувствовал себя словно  перемазанным в  какой-то вязкой грязи, от которой  уже никогда не получится отмыться. Словно он был соучастником какого-то омерзительного преступления. Впрочем, по его разумению, так и было.
Наконец, Шинджи решил, что пришло время  хоть что-то предпринять, чтобы  морально не разложиться окончательно. Он аккуратно поправил  грязно-белый край некогда капитанского хаори, окинув брезгливым взглядом  нежно-зеленую внутреннюю его сторону, после чего плавно поднялся на ноги.  Ожидаемой бодрости это не принесло,  потому, немного подумав,  мужчина собрался с духом и предпринял новую попытку хоть немного ожить.
- …… - … - выругался он длинной,  слов в  пятнадцать, запутанной и циничной фразой. После этого блондин мягко шагнул вперед, оставляя за спиной хлопья хриплого дыханья.  Направлялся он в сторону сваи, столь нежно облюбованной Урахарой.  Издалека ученый напоминал  взлохмаченную городскую птицу. Как всегда рассеянный и задумчивый. Даже с такого расстояния заметно. Видимо, было в осанке  Урахары что-то, что выдавало полную  его погруженность в мысли.
- Эй, Кискэ! – Хирако запрокинул светловолосую голову  и помахал  бывшему капитану бледной, словно обескровленной ладонью.
– Слезай оттуда, задницу отморозишь! –  И плевать, что фраза не имела под собой реальной угрозы, а являлась лишь красочным рекламным проспектом.
Изо рта шел прозрачный пар.  Шинджи сделал еще один приглашающий жест, призывая шинигами  спуститься с небес на унылую землю.

«А! Кискэ – тормоз!» - озвучивать, впрочем, свою мысль экс-капитан не спешил. Он вообще старался лишний раз не приставать к своему спасителю. Хочет Урахара сидеть черт знает где – пусть сидит, не хочет он слезать, да, пожалуйста!  В конечном итоге, это его личное и интимное дело. Каждый по-своему  ищет способы свыкнуться с произошедшим.
Да и вообще каждая мимолетная встреча со  взъерошенным шинигами  вызывала в душе смешанные чувства, и не сказать, чтобы все являлись приятными. Кискэ был для Хирако постоянным живым напоминанием о собственной политической близорукости. Если бы не Урахара, финал был бы гораздо более трагичным по его, Шинджи, вине.
Но время от времени с каким-то унылым упорством блондин все же плелся поближе к своему бывшему коллеге. Видимо, с ним было несколько спокойнее. Ученый  хоть и разъедал мозги собственным превосходством и рангом Спасителя, но вызывал чувство отдаленно похожее на надежность. Пока Хирако еще не в полной мере оправился от шока и не  смог задвинуть мучительную тоску подальше, ему было чуть спокойнее рядом с  лохматым гением.
Мужчина хмуро осмотрелся, ничего ласкающего взор вокруг не наблюдалось. Все воспринималось  каким-то больным и грязным, будто подернутое жирной мазутной пленкой. Пожалуй, если бы вокруг раскинулся пустырь, было бы лучше. Ржавь влажной  травы вызывала брезгливость, ветер казался затхлым, его беспомощные порывы напоминали безнадежную мелодию бреда.
«Молодец, Шинджи. Все что имел – продрочил.» - блондин чуть встряхнул головой, отгоняя  прочь навязчивую тему самобичевания. С такими настроениями подняться с колен не получится еще долго.  К счастью, тлетворные измышления были прерваны приземлением Урахары.
Хирако внимательно посмотрел на своего пушистого собеседника. Тот был как всегда безнадежно лохмат.  Однако  что-то непривычное  читалось в его прежде ясном образе. Шинджи показалось, что глаза ученого, в которых прежде всегда ключом бились искры, теперь  не были столь лучистыми. Тень  тяжелой сосредоточенности отражалась в них. Так, во всяком случае, показалось Хирако. Так ему хотелось думать. Хотелось видеть, что даже сильному, и как выяснилось, почти богоподобному Кискэ, тоже  непросто. Нехорошее, конечно, чувство, но оно было, и оно возвращало утерянную почву под ногами.
Ученый задал, уже в который раз, один и тот же вопрос, рефреном повторяющийся последние несколько суток. Бывший капитан пятого отряда зло и до боли сжал зубы. Понимать, что он и Хиори теперь являются чудовищами, и от них ждут опасных выходок, было омерзительно. Шинджи снова накрыло сильное желание выругаться, но он сдержался. Вместо этого Хирако положил узкие ладони  на плечи своего умного собеседника и несильно, почти бережно его встряхнул.
- Лучше не бывает, Кискэ!  - он нервно осклабился, и, желая отложить обсуждение своих психосоматических  переживаний на некоторое время, поинтересовался  – Ты зачем туда залез?  - бывший шиниагми коротко кивнул на сваю.
– Хорошие виды?

Ощутив на себе пристальный, цепкий взгляд собеседника, Хирако едва заметно передернул плечами, стараясь, видимо, отделаться от неприятных ассоциаций. Под таким внимательным взором невольно начинаешь  чувствовать себя подопытным, особенно,  если твой vis-à-vis ученый. Шинджи раздраженно воззрился на вновь лучащегося Урахару. 
«На жительство?..» - блондин хмуро осмотрел сваю и весь окружающий разлом.
«Вот дерьмо.»
Нельзя сказать, чтобы Хирако был сибаритом, но и медитировать годами на грязной стройке  особого желания у него не было. Впрочем, все это было не так-то важно. Какая, в конечном счете, разница, где теперь обитать. Потому и негатив его по поводу новых видов на жительство был довольно тусклым.
- Тебе принципиально переезжать  в эту задницу?  Ты, конечно, аскет, но я думаю, суровая реальность немного  твои  похуистические повадки подкорректирует.
На самом деле Шинджи считал, что в задницу они переехали навсегда, и это уже не поправить какими-то там бессмысленными  попытками обернуть быт в лучшую сторону.
Меж тем, неугомонный и заботливый Урахара  заговорил про голод. Хирако низко наклонил голову в противоположную от Кискэ сторону,  и сплюну.
Острый  душевный надрыв  крепким  жгутом  вины и черной печали  надежно перехватил  тело, полностью его себе подчинив. Тоска уверенно душила все физические порывы. Не было сил ни есть, ни спать, ни связно думать. Хотелось аккуратно снять голову с плеч, хорошо промыть ее изнутри чистой проточной водой,  и уже после этого вернуть на место. Без дурных мыслей, без уныния, без сомнений.  К сожалению, это было невозможно.
Теперь найти путь, который будет не во вред ему и тем, кто ему дорог, уже невозможно. Средства побороть сомненья не было. Поволока грядущих лет давила виски - цель неясна, средства туманны.  Все угнетало.
Но Шинджи не забыл, зачем он в этот раз призвал ученого. Надо было как-то взбодриться, прийти в себя, или хотя бы создать такую видимость.  А потому он слегка поднял голову и, скосив на Урахару  глаза из-под длинной челки, решительно ответил:
- Голоден. У тебя есть идеи, как можно пообедать?
Есть одному было очень нехорошо. Но и призывать остальных, чтобы все вновь увидели его в таком унизительно-подавленном состоянии, Хирако не хотелось. Потому, блондин решил еще какое-то время  продолжить моральное восстановление рядом с богоподобным Кискэ.
Шинджи с силой  сомкнул пальцы на узком запястье шинигами.
- Если так, то вперед.